Посреднические усилия или псевдомиротворчество?

Вне всякого сомнения, усилия Москвы по прекращению огня способствовали остановке кровопролития во Второй Карабахской войне, что сохранило жизни, вероятно, не одной сотне военных с обеих сторон.

В то же время подписанное по инициативе Москвы, заявление трех президентов касается исключительно вопроса прекращения огня. Ни о каком восстановлении полноценного и устойчивого мира между Азербайджаном и Арменией речь не идет. Позиции сторон относительно статуса Нагорного Карабаха остаются непримиримыми и взаимоисключающими, несмотря на десятилетия переговоров при посреднической роли той же Москвы, а также других государств – членов Минской группы ОБСЕ, на которую международным сообществом непосредственно и возложено посредничество в урегулировании конфликта в Нагорном Карабахе. Компромисс в этом деле не был найден и в среднесрочной перспективе его достижение не просматривается.

Учитывая отсутствие компромисса, возобновление полномасштабных военных действий в будущем выглядит достаточно вероятным. Соответственно, достигнутое перемирие может оказаться, грубо говоря, только временным перерывом между вторым и третьим раундами азербайджано-армянского поединка. Его продолжительность малопредсказуема. Напомню, предыдущая пауза «между первым и вторым раундами» длилась почти 30 лет, а локальным столкновениям несть числа.

Прочность достигнутых договоренностей также является проблемной. Прежде всего, подписанное тремя президентами заявление есть, с точки зрения международной практики, политически, а не юридически обязывающим документом, поскольку не ратифицировалось парламентами государств-подписантов. То есть его выполнение основывается, прежде всего, на доброй воле президентов, а вот сами страны никаких международно-правовых обязательств по нему не несут. Поэтому, наверное, и не удивительно, что на сегодня известно уже, по меньшей мере, четыре случая нарушения режима прекращения огня (26 ноября, 8, 12 и 27 декабря). И это несмотря на факт размещения к этому времени на линии столкновений российского военного контингента.

Локальные стычки с участием диверсионных групп обеих сторон и с потерями среди военных и гражданского населения, скорее всего, продолжатся. Предпосылкой их интенсификации является, с одной стороны, стабилизация внутриполитической ситуации в Армении, когда она более или менее оправится от поражения, а с другой, – окончательное взятие Баку под свой контроль новой линии государственной азербайджано-армянской границы и полноценное обустройство на ней со своей стороны. Вероятно, что Азербайджан как государство-победитель достаточно произвольно и принудительно проведет новую линию границы на местности, что автоматически со временем повлечет за собой реакцию армянской стороны в форме, в частности, уже упомянутых диверсионных операций на этих территориях. Тем более, что ни о каком размещении здесь миротворческого контингента речь пока не идет в принципе. Определенным ограничивающим фактором для действий азербайджанской стороны на армянской территории является разве то, что последняя теоретически находится под защитой ОДКБ (читай — Москвы). Однако даже в этом случае все будет упираться в доказательную базу по поводу авторства диверсионных действий, а это не является простым делом.

Таким образом, как видим, миротворческие усилия России, способствовавшие прекращению масштабных боевых действий и связанного с ними кровопролития, не привели к установлению в регионе конфликта полноценного мира и не являются, с этой точки зрения, в полной мере результативными.

Впрочем, многие эксперты считают, что Россия и не стремится достичь такого мира. Это не было и не является ее целью. Напротив, российская политика заключается в недопущении окончательного урегулирования карабахского конфликта. Ведь сохранение его в малоактивном состоянии позволяет Москве держать в напряжении обе конфликтующие стороны и продвигать свои интересы в отношениях с каждой из них на двусторонней основе. Более того, некоторые эксперты, включая российских, в частности, Андрей Пионтковский, считают, что именно Россия в недалеком прошлом, когда Азербайджан и Армения были особенно близки к подписанию полноценного мирного соглашения, трижды срывала его своими провокациями.

Такое псевдомиротворчество не является для России чем-то новым или необычным. Наоборот, она – неотъемлемый элемент одного из стратегических направлений внешней политики РФ, так сказать, чисто российский вариант «менеджмента конфликтов». Указанная стратегия настойчиво и последовательно реализовалась Москвой со времени распада Советского Союза. Она состоит в формировании т.н. «пояса нестабильности» по периметру своей границы на территориях новых постсоветских государств путем провоцирования межэтнических конфликтов, а затем – максимально длительного поддержания их в безопасном для самой России малоактивном, «замороженном» состоянии благодаря, в т.ч. своему посредничеству. Наличие таких конфликтов вместе с посредничеством предоставляло Москве дополнительные возможности для перераспределения в свою пользу баланса в отношениях с такими странами. Реализация этой стратегии в последние годы в целом продолжается, о чем свидетельствует не только Донбасс, но и недавние заявления российских политиков о территориальных претензиях к Казахстану.

Шантаж Москвы

Косвенным свидетельством псевдомиротворческого характера посреднических усилий Москвы во Второй Карабахской войне является тот факт, что ни одна из двух воюющих стран не пела России дифирамбов за продвижение мира в регионе, разве что, сжав зубы, протокольно констатировала ее роль в достижении перемирия. И это понятно.

Азербайджан в ходе войны, похоже, имел возможность, несмотря на вероятные новые потери со своей стороны, взять под контроль весь Нагорный Карабах. Ведь очевидно, что никаких реальных возможностей для сопротивления азербайджанскому наступлению у Еревана уже не было. Россия же со своими мирными инициативами этому, так получается, помешала. Каким образом Москва «убедила» Баку остановить наступление, точно неизвестно. Вероятно, как это отмечается различными экспертами, путем шантажа, а именно с помощью угрозы дестабилизировать ситуацию на севере этой страны в приграничных с РФ регионах.

Что касается Армении, то, остановив наступление Азербайджана, Россия помогла ей хотя бы частично сохранить за армянами их национальный символ – Нагорный Карабах. Однако при этом Москва демонстративно уклонилась от реальной поддержки Еревана как союзника по ОДКБ. По крайней мере, эту помощь и близко нельзя сравнивать с теми материально-техническими «вливаниями», которые Россия делает в оккупированные районы Донбасса.

Причины не слишком активного посреднического вмешательства Москвы в конфликт ради поддержания своего армянского союзника лежат на поверхности и связаны с определенными личностными мотивами. В их центре – категорическое неприятие кремлевской верхушкой и лично Владимиром Путиным изменений власти революционным путем, а также сколько-нибудь независимого поведения лидеров стран СНГ. Соответственно, Россия и попыталась воспользоваться моментом для мести Армении в целом за предыдущий революционный путь отстранения от власти «карабахского» клана (напомню, что в свое время последний был приведен к власти Москвой путем террористического акта с расстрелом в парламенте тогдашних лидеров Армении), а лично Пашиняну – за определенную прозападную ориентацию и недостаточно уважительное и смиренное отношение непосредственно к Путину.

Еще одним аргументом в пользу сомнений в действительно миротворческих целях посреднических усилий России может служить факт полного игнорирования Москвой упомянутой ранее Минской группы ОБСЕ, в которой она к тому же является сопредседателем. На сегодняшний день неизвестно о каких-либо попытках России привлечь к переговорам в качестве посредников двух других сопредседателей (США и Франция). То есть, эта активность носила ярко выраженный сепаратный характер и реализовалась в пику существующим механизмам ОБСЕ ради, так выходит, получения в дальнейшем монопольного контроля над ходом урегулирования конфликта и его сторонами.

Кроме того, учтем, что российский военный контингент, размещенный в соответствии с заявлением президентов на линии соприкосновения на территории Азербайджана, с точки зрения международной практики не является, собственно, миротворческим. Он вводился без каких-либо решений международных организаций, несущих ответственность за ситуацию с безопасностью в регионе конфликта, и является мононациональным (представлен военными только одного государства) по составу. Иными словами, этот контингент спокойно можно признать оккупационным. И шансы уже в скором будущем получить именно такую официальную международную квалификацию у него не так уж и малы. Особенно, если учесть ранее отмеченный политический, а не юридически обязывающий характер документа, на основании которого вводился российский военный контингент.

Как видим, те задачи, которые Россия преследовала своим посредническим вмешательством в войну, вообще нивелируют его миротворческую ценность. Иначе говоря, российские «миротворческие усилия» в нагорно-карабахском конфликте не имели ничего общего с гуманистически-миротворческими целями. Определенные положительные по результатам моменты активности России в этой сфере просто являются производными от реализации других ее устремлений, направленных на обеспечение своего доминирования в регионе.

Конечно, можно сказать, что Россия является эффективным менеджером по урегулированию конфликтов, поскольку она добилась своей настоящей цели, а именно предотвратила установление в регионе устойчивого мира и сохранила вооруженное противостояние сторон, пусть и поставленное на паузу. Однако такой вывод будет верным только при условии достижения Москвой, благодаря специфическому российскому «менеджменту», успеха в перераспределении в свою пользу отношений со сторонами конфликта. В противном случае весь этот «менеджмент» в принципе ничего не стоит. И здесь, как оказалось, все далеко не так просто и однозначно, но этот аспект будет рассмотрен отдельно позднее.

Придирчивое рассмотрение «миротворческих» усилий Москвы позволяет также вычленить еще, как минимум, два взаимосвязанных момента, достаточно противоречивых с точки зрения профессионализма российской внешней политики.

Первый из них касается переговоров с Турцией об участии ее военных в операции по поддержанию мира в Карабахе. Напомню, что согласно официальным сообщениям, 7 ноября 2020 г. президенты Турции и России договорились о создании рабочей группы по урегулированию нагорно-карабахского конфликта. То есть согласовали участие Анкары в качестве одного из посредников. Однако Москва явно не собиралась реализовывать эти договоренности. Соответственно, в заявлении о прекращении огня от 10 ноября упоминание о возможной миротворческой роли Турции отсутствует. Более того, на вопрос о привлечении этой страны к урегулированию конфликта пресс-секретарь президента РФ Дмитрий Песков ответил отрицательно, отметив, что это не предусмотрено указанным заявлением. Однако уже в начале декабря прошлого года стало известно о подписании Россией и Турцией меморандума, который предусматривал создание общего центра по контролю перемирия в Карабахе. Содержание соответствующих договоренностей не разглашается и контуры турецкого участия еще окончательно не вырисовались, но из последующих сообщений становится понятно, что турецкому миротворческому контингенту не только быть в Азербайджане, но и размещаться он будет в регионе Нагорного Карабаха, в близком к Степанакерту Агдамском районе. Анкара, как видим, довольно быстро преодолела сопротивление Москвы в спорном вопросе. Компас же российской дипломатии в этой ситуации проявил незаурядную гибкость, оперативно осуществляя повороты на 180 градусов, в диаметрально противоположные стороны.

Для чего это было нужно, остается совершенно непонятным. Конечно, можно предположить, что изначально озвученная официальная позиция являлась всего-навсего попыткой ввести в заблуждение армянское общество, для которого любое упоминание о Турции представляет собой чрезвычайно сильный раздражитель. Поэтому она могла бы негативно сказаться на достижении договоренностей о прекращении огня.

Однако такое объяснение оборотов компаса российской дипломатии опровергает второй из упомянутых моментов, касающихся хода событий с принятием Советом Федерации решения о направлении в Карабах российского миротворческого контингента. Москва, как известно, оперативно начала разворачивать миротворческий контингент почти сразу после подписания 10 ноября 2020 г. заявления о прекращении огня. 11 ноября 2020 г., отвечая на вопрос журналистов относительно юридических оснований для использования российских военных на территории Азербайджана, Дмитрий Песков отметил, что такой шаг не требует разрешения Совета Федерации, поскольку в настоящее время продолжает действовать его постановление от 2015 г. об отправке военнослужащих за границу, принятое перед развертыванием российского военного контингента в Сирии. Именно этот документ, по словам Дмитрия Пескова, и служит юридическим основанием для использования российских миротворцев в нагорно-карабахском регионе. Однако 16 ноября прошлого года Р.Эрдоган передал в турецкий парламент проект указа о направлении в зону конфликта в Азербайджане своих военных, а 17 ноября парламент Турции принял соответствующее решение. Тогда же, 17 ноября, запрос на разрешение об использовании российских военных в миротворческой операции в Нагорном Карабахе направил в Совет Федерации и Владимир Путин, а 18 ноября такое разрешение было предоставлено. То есть почти через неделю после начала размещения российских миротворцев в Москве таки пришли, не без влияния Турции, к выводу о необходимости соблюдения хоть каких-то элементарных, предусмотренных международной практикой юридически-правовых процедур при размещении своих «миротворцев» в Нагорном Карабахе.

Этот эпизод как раз и позволяет сделать вывод об отсутствии потребности искать какие-то дополнительные рациональные объяснения ситуации с диаметрально противоположными изменениями Москвой своей позиции по вопросу привлечения Турции к урегулированию конфликта. Все проще. Оба момента являются банальным свидетельством непоследовательности, противоречивости и спонтанности российской политики по нагорно-карабахскому урегулированию. Вероятно, они связаны с рядом профессиональных просчетов и общей неготовности Кремля к стремительному развитию событий, которое имело место. Россия, скорее всего, была осведомлена о подготовке Азербайджана к войне и наступательным действиям. Однако, как представляется, совершенно просчиталась в оценке мощности и боеготовности азербайджанской армии, а, следовательно – оказалась совершенно не готова к стремительному освобождению ею ранее оккупированных Арменией территорий. Москвой не было также учтено влияние турецкого фактора, в частности, та активная поддержка, которую Анкара была готова предоставить и предоставила Баку.

В то же время нельзя также исключать, что обозначенные выше непродуманность и противоречивость действий России являются проявлением существенного изъяна Кремля, а именно потери им способности оперативно принимать адекватные решения в условиях резких изменений ситуации. Это довольно типично для авторитарных режимов с высокой степенью централизации управления страной. Периоды низкой дееспособности случались с Владимиром Путиным и ранее в тех или иных отдельных непростых случаях. Однако сейчас имеет место лавинообразное нарастание количества разного рода кризисных для России ситуаций, которые, к тому же, еще и требуют одновременного внимания. Ведь, кроме карабахского конфликта, есть еще проблемы с Беларусью, Венесуэлой, Киргизией, Сирией, Ливией, оккупированными территориями Украины (ОРДЛО и Крым), Молдовой и Приднестровьем, ЦАР; нарастанием давления американских санкций и перспективами развития отношений с США при новоизбранном президенте; все большей угрозой новой холодной войны и гонки вооружений; пандемией с ее экономическими и социальными последствиями; Навальным и другими провалами в зарубежной террористической деятельности спецслужб; задачей удержания и транзита власти в РФ и т.д. Во многих случаях в реакции РФ на эти и другие события и процессы четко просматриваются непонятные паузы, которые отнюдь не играют на пользу страны или режима. Похоже, что от перегрузки количеством сигналов, на которые нужно оперативно реагировать, Кремль просто «глючит» и он впадает в «ступор», теряя способность действовать вообще или адекватно, в частности.

Итак, как видим, посредническим усилия России в деле обеспечения в регионе устойчивого и прочного мира в условиях Второй Карабахской войны присущ непрофессионализм и низкая результативность. С точки зрения своей цели они вообще являются псевдомиротворчеством.

Попытаемся теперь оценить внешнеполитическую эффективность Москвы как «менеджера по урегулированию конфликтов» через призму успеха в достижении настоящей цели ее посреднических усилий. А именно с точки зрения способности благодаря псевдомиротворчеству обеспечить перераспределение в свою пользу баланса в отношениях с воюющими сторонами. Этому вопросу и будет посвящен следующий анализ.