О войне на Донбассе, реформе Службы безопасности Украины и диверсионной угрозе в Украине «Апостроф» пообщался с бывшим начальником Центра специальных операций «А» СБУ (2015-2020 гг), а сейчас экспертом Украинского центра аналитики и безопасности, генерал-лейтенантом Александром Устименко.

– Служба безопасности, как в целом, так и отдельные ее подразделения, играла и продолжает играть большую роль в противодействии агрессии России, Вы возглавляли спецподразделение «Альфа». Многих украинцев уже 7 лет беспокоит вопрос: можно ли было «выкурить» российских спецназовцев, захвативших Верховный совет Крыма, помешав оккупации полуострова?

– С точки зрения тактических действий – это должна была быть комплексная антитеррористическая операция по освобождению объекта государственной власти, захваченного большим количеством хорошо вооруженных и экипированных людей. Поэтому легко это сделать не вышло бы, но при поддержке подразделений МВД, на то время Внутренних войск и, конечно, местных властей — это было вполне возможно.

– Дальше был Донбасс. Тогда люди удивлялись тому, как легко удалось захватить луганское и донецкое управление СБУ. Почему так случилось?

— Я могу объяснить это на примере Луганска, поскольку наше подразделение было задействовано именно в Луганской области. Руководство СБУ накануне этих событий привлекало нас для задержания главарей и рядовых «казаков», российской агентуры, которая была в Луганской области. За два дня до захвата луганского управления СБУ в общей сложности было задержано около 40 граждан Украины, России и даже Германии. Кстати, эти люди потом руководили захватом управления, потому что из отделений милиции, куда нам приказали передавать их после задержания, они очень быстро вышли.

Руководство считало, что задача выполнена, ситуация должна была стабилизироваться, мы выехали в Киев и буквально на следующий день был осуществлен захват управлений СБУ.

В то время в регионе действовала разветвленная вражеская агентурная сеть и большое количество агентов влияния

Чтобы подобная ситуация была невозможной в будущем, Украине необходима действенная система национального сопротивления – территориальная оборона, движение сопротивления и система военно-патриотического воспитания.

— Говорят, что против наших «киборгов» в Донецком аэропорту воевало элитное спецподразделение ФСБ «Вымпел». Это правда?

– В январе 2015 года наше подразделение было задействовано военным руководством в районе ДАПа. Во время постановки одной из задач нам сообщили, что там, возможно, находятся спецназовцы «Вымпела». Это были данные разведки. Подтверждение, что на оккупированных территориях и сейчас присутствуют сотрудники спецподразделений ФСБ или сил специальных операций РФ мы видим на видео, полученные нашими разведчиками: снайперские пары с вооружением и оснащением, которого не могло и не может быть у «военнослужащих» «ЛНР» и » ДНР». И они это точно не «нашли в шахте».

— По Вашему мнению, был ли именно военный, прикладной смысл удерживать этот объект?

– Однозначно был, и с военной точки зрения, и с моральной. Если говорить эмоционально, то благодаря ДАПу слово «киборг» сейчас для нас это символ готовности биться до конца. Аэропорт находится практически в Донецке, то есть с военной точки зрения однозначно смысл был. Аэродром сейчас против нас не используется, а наши силы находятся очень близко к Донецку, на самых подступах к нему. И оборона ДАПа сыграла в этом решающую роль.

Диспетчерская башня донецкого аэропорта Фото: Getty images

– Любая война способствует злоупотреблениям с обеих сторон фронта, и еще в 2015-2016 годах руководство Антитеррористического центра при СБУ создало мобильные группы, боровшиеся в зоне АТО с незаконным перемещением товаров через линию столкновения. Вы в то время тоже находились на фронте. Можете оценить масштаб проблемы? Насколько успешна эта борьба?

– К сожалению, действительно имело место незаконное перемещение товаров. Для борьбы с таким явлением были созданы сводные мобильные группы. Когда один правоохранительный или военный орган берет на себя какую-либо ответственность или направление борьбы с чем-либо, мы понимаем, что есть искушения и могут быть злоупотребления со стороны исполнителей. В тот момент товары через контрольные пункты въезда-выезда АТО с одной на другую сторону возили целыми фурами. И мы ведь понимаем, что речь идет не только о незаконном перемещении продукции. Этими каналами пользовалась вражеская агентура, перемещалось оружие и взрывчатка. Это явление нужно было прекращать. Поэтому в конце 2014 года руководителем Антитеррористического центра и были созданы сводные или межведомственные группы, в состав которых входили сотрудники СБУ, Пограничной службы, Нацгвардии, МВД и Государственной фискальной службы. В мобильных группах действовали такие ребята, как Андрей Галущенко «Эндрю» — человек, который вел эту борьбу бескомпромиссно. Как следствие – группа попала в засаду и погибла (это произошло в сентябре 2015 года – «Апостроф»).

Был еще один случай, менее известный, нежели с группой Эндрю — недалеко от места гибели группы Эндрю также из засады была обстреляна другая сводная группа. В ней были представители Службы безопасности, Нацгвардии и ВСУ, все получили ранения, но остались живы.

То есть мобильные группы действовали активно, и не менее активно действовали силы, которым эти группы препятствовали. Я надеюсь, что состоянием на сейчас картину удалось переломить, ведь много усилий было на это положено.

– Еще с 2015 года на Донбассе фактически ведется позиционная война, в которой очень важную роль играют снайперы. Сейчас урон от вражеского снайперского огня увеличился. Почему?

— В условиях позиционной войны снайперы – это удобный инструмент для деморализации и потери противника.

Поэтому враг привлекает против нас штатные подразделения снайперов, подготовленные специалистами из Российской Федерации, да и сами сотрудники спецподразделений РФ активно участвуют в войне, используя современные образцы вооружения, приборы наблюдения и БПЛА. Нарушая договоренности, враг охотится за украинскими бойцами, несущими дежурство на передовых позициях.

Фото: Апостроф / Дмитрий Олейник

Соответственно, важным сейчас является оснащение наших подразделений в достаточном количестве современными ночными и тепловизионными средствами наблюдения, связи, тактическими БПЛА, антидроновыми ружьями, средствами РЭБ, оборудованием, обнаруживающим оптические средства противника и контрснайперскими комплексами. Такой подход позволит сохранить жизнь наших военных на передовой.

Другой важный элемент противодействия – это централизованная работа контрснайперских групп.

Поэтому задача каждого ведомства, вовлеченного в операцию объединенных сил, обеспечить качественную подготовку личного состава и предоставить им современное вооружение и оборудование.

— Какова сейчас интенсивность задействования спецназа на фронте по сравнению с прошлыми годами?

— Мне сейчас трудно судить о такой интенсивности, потому что нет достаточно информации — она закрыта. Но я уверен, что опыт, приобретенный за предыдущие годы личным составом и офицерами специальных подразделений СБУ, Нацгвардии и Сил специальных операций, позволяют проводить эффективные операции.

Как пример, в 2014 году решением руководства АТО было сформировано межведомственное подразделение по борьбе с ДРГ. В него входили представители разных ведомств. От СБУ были оперативные, технические, боевые подразделения, группы планирования и разведки.

То есть это была небольшая, но по-своему уникальная мобильная группировка, действовавшая очень эффективно. Этими силами можно было проводить, например, блокировку районов и фильтрационные мероприятия.

Скажу также, что хотя вопрос интенсивности использования спецназа действительно интересен, но сейчас важна степень готовности всего сектора безопасности.

– Кстати, как вы оцениваете эффективность ССО в разрезе стремления этого вида войск к натовским стандартам?

– Я сам начинал в этих подразделениях, поэтому могу кое-что говорить о ребятах. Действительно, ССО сейчас переживает трансформацию, которая дает им возможности не просто быть боевым подразделением — это совокупность возможностей, которые нужны стране именно сейчас.

Был принят Закон «О национальном сопротивлении», где определено, как мы будем действовать, какие силы могут быть привлечены при попытке оккупации нашей территории. Согласно ему, руководитель ССО отвечает за формирование движения сопротивления. Силы специальных операций – это не просто хорошо вооруженные и тренированные бойцы с автоматами и пулеметами. У них есть также многие другие задачи, которые на них сейчас возложены. Это и проведение специальных психологических операций, и организация движения сопротивления. То есть сейчас это очень мощный инструмент, который действительно приобретает новое качество. Я так понимаю, что был этап формирования, сейчас происходит этап обретения и расширения способностей. Я очень надеюсь, что он будет успешен, все предпосылки для этого есть, в том числе поддержка западными партнерами именно этого вида сил. Кстати, два подразделения наших ССО стоят на боевом дежурстве НАТО, и это тоже признание.

Бойцы Сил специальных операций Фото: УНИАН

– Большую волну энтузиазма вызвало применение ВСУ «Байрактаров». Изменит ли оно кардинально наше положение в войне на Донбассе?

— У нас есть хороший пример – война в Нагорном Карабахе. Я уверен, что наши специалисты изучают этот опыт. Азербайджан освещал работу беспилотной авиации очень широко, они не скрывали этого. Мы видели комплексное применение средств разведки и поражения. «Байрактар» был лишь одним из сегментов, достаточно эффективным, поэтому наличие такого вооружения для нас очень важно.

У меня есть надежда, что вместе с «Байрактаром» через некоторое время в строй станут и новейшие разработки КБ «Луч», которые представили на выставках. На самом деле нужно не так уж много средств, чтобы получить свои высокоэффективные отечественные БПЛА, которые качественно усилят способности Вооруженных сил Украины.

– С нашей стороны на Донбассе с самого начала воевали ВСУ и добровольческие формирования, но никогда не было такого явления, как частные военные кампании. Как лично вы относитесь к условному украинскому ЧВК?

– Да, с нашей не было. А вот с российской стороны с 2014 года сражались боевики так называемой ЧВК «Вагнера» под командованием Дмитрия Уткина. Они, в том числе, были причастны к сбитию Ил-76 над Луганском, когда погибли 40 десантников 25-й бригады и 9 членов экипажа. Сейчас это подконтрольное Кремлю подразделение снова на слуху в связи с «вагнергейтом».

Если же говорить, нужны ли Украине свои частные военные компании, мы видим и понимаем, что запрос на это у общества есть. Сейчас в Украине около полумиллиона участников боевых действий, людей, прошедших АТО и ООС. Многие из них, к сожалению, не смогли пройти социальную адаптацию и вернуться к гражданской жизни, так как у нас нет полноценной системы реабилитации ветеранов и этим преимущественно занимаются волонтерские организации и сами ветераны. Некоторые из бойцов, вернувшихся из Донбасса, нашли себя в патриотическом воспитании молодежи. Есть немало людей, которые готовы применить свои знания и опыт, приобретенные на войне, для хороших дел. И вот они могли бы профессионально реализовываться на законных основаниях в подобной нише.

Достаточно многие бывшие украинские военнослужащие подписывали контракты на свой страх и риск, работали в составе иностранных охранных компаний в Ираке, Афганистане и сопровождении судов в Аденском заливе.

У нас есть вооруженные силы, которые успешно участвуют в миротворческих миссиях и в составе подразделений НАТО. Поэтому участие украинской ЧВК в боевых действиях – это большой вопрос.

Если же мы говорим о предоставлении консалтинговых услуг – возможно, охраны или разминирования – это нужно сначала юридически урегулировать под контролем государства, а потом жестко контролировать.

Фото: Апостроф / Дмитрий Олейник

У нас уже есть пример ЧВК «Вега» – бывший гражданин Украины, проживая на Кипре, создал компанию, которая осуществляла консалтинг проасадовских сил в Сирии. В результате Украину начали обвинять в помощи правительства Асада. Поэтому должен быть жесткий контроль государства над ЧВК и их контрактами, в случае принятия такого закона.

— Говоря о ЧВК, но русскую – «Вагнер». Реально ли было захватить тот самолет без большого риска для пассажиров и удачно провести операцию?

— Информация из СМИ и открытые выводы ВСК дают недостаточно данных обо всех деталях планирования этой операции. Анализируя то, что сейчас известно, можно сказать следующее: риски были на всех этапах операции, но теоретически она могла быть успешной.

— Давайте вернемся к вашему предыдущему месту работы – СБУ. Парламент скоро может принять профильный закон, который даст старт реформе службы. Какие плюсы и минусы вы в нем видите?

– За годы войны Служба пережила значительную трансформацию в соответствии с вызовами российской агрессии. Например, были изменены многие подходы в подборе личного состава, подготовке как оперативных сотрудников, так и руководителей, созданы новые подразделения, СБУ значительно усилилась техническими средствами.

То, что я вижу как бывший руководитель антитеррористического подразделения: его задачи и функции останутся, служба продолжает выполнять функции борьбы с терроризмом, остается, как я понимаю, и центр специальных операций.

Но чтобы принимать такой закон, а затем переходить к реализации его положений, нужно четко понимать объем задач, стоящий перед службой. Главное – не допустить ослабления СБУ – война еще далеко не кончилась. Еще один важный аспект – во время кадровых маневров и планируемого сокращения сотрудников необходимо удержать на службе специалистов, от эффективности работы которых в наше время очень многое зависит. Не говоря уже о том, что подготовка каждого такого профессионала обходится государству очень дорого. Если же в результате изменений специалисты со службы уйдут, то сами понимаете, как это отразится на уровне безопасности и обороноспособности государства.

Если в результате изменений будет усилена контрразведывательная, аналитическая и оперативно-розыскная составляющая, реформу Службы можно считать успешной.

— Что касается «Альфы», которой Вы руководили в 2015-2020 годах – что в ней изменилось? А что бы изменили Вы?

— Руководство СБУ поставило задачу в кратчайшие сроки переформатировать подразделение в соответствии с новыми угрозами и вызовами. Была полностью изменена штатная структура, численность, система отбора и подготовки, проведены перевооружения, введены современные практики спецслужб США и Великобритании.

Что бы я сейчас изменил в Центре спецопераций, борьбе с терроризмом и защите участников уголовного судопроизводства? Думаю, функции, связанные с защитой участников уголовного судопроизводства, должны отойти в отдельный орган, который будет заниматься защитой всех свидетелей. Возможно, должна сохраниться небольшая роль для защиты сотрудников службы, которым угрожает опасность, но центр спецопераций должен заниматься только спецоперациями. Кроме этого, эволюция, скажем, штатной структуры должна происходить постоянно в соответствии с вызовами. Подразделение должно быть мобильным и способным постоянно реагировать на все угрозы на территории Украины.

Сотрудники СБУ во время учеб Фото: Апостроф / Роман Петушков

— Что касается материального обеспечения сотрудников СБУ – адекватно ли оно, по вашему мнению?

— В настоящее время уровень финансирования СБУ недостаточен.

Было бы хорошо, чтобы в запланированной реформе Службы безопасности было заложено устранение существующего дисбаланса между уровнем денежного довольствия в СБУ и созданных антикоррупционных и правоохранительных органах. Речь идет не только о зарплатах, но и о финансировании развития структуры.

Надо понимать, что государство не может пренебрегать интересами людей, ежедневно рискующих ради него собственной жизнью.

Относительно Центра спецопераций ситуация сейчас лучше, чем в целом по Службе, по инициативе главы СБУ – руководство государства и правительства в 2017 году существенно увеличило финансирование.

— Год назад вы ушли в отставку – чем занимаетесь сейчас?

– Общественной и волонтерской деятельностью. Стараюсь использовать мой опыт службы не только для анализа происходящего, но и предоставления советов, консультаций с точки зрения оптимизации определенных процессов, которые принесут пользу государству.

Сейчас я участвую в деятельности Украинского центра аналитики и безопасности, где работают люди, имеющие серьезный практический опыт и уникальный уровень осведомленности в сфере безопасности.

– Сейчас муссируется вопрос российской угрозы на нашей границе. А каков, по вашему мнению, сейчас уровень террористической и диверсионной угрозы в Украине?

— Я считаю, что на сегодняшний день он очень высок. Идет война, мы прекрасно понимаем, что есть объекты, которые всегда будут представлять интерес для врага. Мы были, есть и будем целью террористической угрозы со стороны РФ, ведь Кремль не отказался от своих планов уничтожить Украину как снаружи, так и изнутри. Не сею панику, но мы должны относиться к этой ситуации серьезно. Она может обостриться в любой момент. Элементы нашей критической инфраструктуры и военные объекты должны быть защищены. Мы помним, как взрывались склады и арсеналы, а в мирных городах погибали от взрывов сотрудники СБУ и Главного управления разведки.

— Сможет ли Украина в случае полномасштабного наступления России ответить ударом в глубь ее территории?

— Чем слабее мы, тем выше вероятность вторжения. Чтобы быть готовыми к этому, нам нужно многоуровневое планирование отпора с комплексным применением сил обороны и безопасности.

Если произойдет широкомасштабное наступление России, я думаю, что наше военно-политическое руководство должно принимать решения по поражению враждебных объектов, где бы они ни находились.

Когда возникает угроза выживанию страны, врага нужно уничтожать где угодно.